история из моей книжки
НЕПУТЁВАЯ
В отличие от любимой подруги-писательницы я совсем не могу сочинять. А просто – как известный персонаж: что вижу, то пою. Иногда случаются песни и вовсе нелепые, но зачем же на зеркало пенять… Сегодня ведь, если не прагматичен человек, то обычно нелеп. А прагматики – те, кого именуют успешно адаптировавшимися к новой, сияющей жизни, – бывают нелепыми до бесконечности. Кто-то. Кое-где. У нас порой. И выпелось к этой поре – про непутёвую Оленьку.
Жила она с мамой, красивой, как принцесса, стюардессой, надёжной, естественно, как весь Гражданский Флот, в нашем подъезде, в доме ЖСК, а папа у них был воскресный. Смешно говорить, но тех, кто тогда, в позднесоветские времена, сумели купить себе убогие «однушки» и «двушки», считали богатыми людьми. Ну это конечно: кооператив был построен большим вузом, и въезжали туда эмэнээсы, ассистенты, лаборанты и их родственники, изредка – невезучие доценты, а профессура, деканы и их замы, ректоры и проректоры, разумеется, начальники административно-хозяйственной части и прочий бедный контингент получали государственные квартиры, бесплатно.
В отличие от проживавших в государственных квартирах, мы ежемесячно все эти годы платили – отдельной строкой – за грядущий капремонт. В 90-е эти деньги пропали, и если муниципальное жильё худо-бедно, но ремонтируется, счастливые владельцы квартир кооперативных были осчастливлены ещё раз, на этот – окончательно и бесповоротно: вы – не наши, говорили нам чиновники радостно, вы – сами богатенькие, вот и делайте капремонт как хотите. Между прочим, как выяснилось, эти типовые дома вообще были рассчитаны только на двадцать лет, которые давно истекли: это предельный срок износа какого-то там держащего всю конструкцию дома троса. Трос лопнет – дом рухнет. А пока что подъезды обрели вид плачевный, лифты регулярно стали ломаться, коммуникации спели романсы… В девяностые дом ветшал, а Оленька расцветала. Училась в школе, была простовата, но старательна, на фоне разгулявшейся в те годы подростковой вольницы, отрицавшей учителей как класс и бузившей без перерыва, выглядела почти ангелочком. А тут её маму убили. Какой-то цирковой взял у неё в долг большую сумму, а отдавать не захотел, не смог ли – не знаю, а только историй такого рода то десятилетие знало немало. Однако финалы всё-таки различались.
Стюардесса, видимо, заподозрила неладное, потому что, когда сговорились, что придут к ней долг возвращать, включила на запись скрытый магнитофон. По той записи убийц и нашли.
Оленьку взял к себе папа, к тому времени превратившийся в большого такого vip’а, но по получении дочерью аттестата зрелости посчитал, что долг свой отцовский выполнил, и Оленька осталась одна. И вроде вполне преуспела. Трудясь прилежно то там, то тут, сумела получить заочно бухгалтерское – а какое же ещё? – образование. Ну, правда, не без некоторых издержек. С курсовыми и дипломом помог ей мой сын – он у меня молоток в математике. Квартиру пришлось сдавать, а где жить? Ну, то у одного спонсора, то у другого. Хорошо, если попадался молодой и не очень драчливый, а то, бывало, и с фонарями под глазом ходила, и компьютер её летел наземь с пятого этажа, сосланный туда рукою очередного... вот опять это слово... кого? Я не знаю, для этих отношений в русском языке приличных слов не придумано. Любовника? Да не до любви тут. Приятеля? Не было там ни любви, ни дружбы. Сожителя? Ментовское слово, поганое, не для Оленьки. И придётся сказать непатриотично – бой-френда, да. Когда случился зазор – с одним рассталась, другой ещё не явился на горизонте, – полгода жила у нас. Хозяйственная, аккуратная, вежливая такая девушка, не красавица, но мила, мягко-русая, крутобёдрая, крест на груди, что называется, не висит, а лежит. Сын её очень жалел и разбитый бой-френдом компьютер собрал заново – он у меня большой дока в «железе». Бережливая очень. На сэкономленные копеечки, одна к одной сложенные, сумела слетать к подружке в далёкие заморские штаты и даже вернуться обратно.
Просилась и дальше так жить – со мною, но я слегка притомилась и отказала, а она не обиделась. И так бы всё славно катилось и дальше, но у очередного бой-френда, шестидесяти лет отроду, оказалась стерва-жена. Выследила Оленьку на улице и вцепилась в волосы. Ну, Оленька в долгу не осталась, себя отстоять, везде и всегда, она научилась. И теперь на неё завели уголовное дело по статье «покушение на убийство». А папа-банкир в отъезде. А шестидесятилетний бой-френд смеётся: ему лестно, что в его-то годы бабы за него подрались, вот он какой секси. И Оленька теперь не знает, что делать. И сын, у которого просит совета, не знает. И я не знаю.
Впрочем, не исключаю, что папа-банкир, вернувшись с Ривьеры загорелый и окрепший, вмешается всё же и Оленьку выручит. А на что ещё-то отцы-банкиры деткам посланы Богом? Чтоб наставлять непутёвых на путь истинный. Глазки открывать, так сказать, малым сим – на то, как наша жисть-жистянка устроена правильно. А как же иначе.
P.S. На суде Оленьке дали год условно. Сын там свидетельствовал, что она человек, не представляющий опасности для общества. На том и порешили. Но наказать-таки нужно? Всенепременно. Чтоб неповадно было таким, как Оленька, нарушать благополучное проистекание жизни богатеньких буратин.
