Вокруг все уже было крайне неприятно и бесперспективно, но мы уговаривали друг друга: в конце концов, ведь можно вырастить в себе возможность острова — жить, работать, вдохновить себя теорией маленьких дел и совершать их без устали. В этом-то они не смогут нам помешать! Просто трудись честно и профессионально, не предавай своих и не сотрудничай с подлецами. А что? Нормально. Остров.

Почти все СМИ, где работали мои друзья или журналисты, которым я верю, за это время развалились или перестали быть теми СМИ. Каждый из уволенных, как кто-то недавно заметил, вспоминает теперь эту свою последнюю работу как «лучшую в жизни». Потому что все понимают, что никакой человеческой работы по профессии в ближайшее время скорее всего не будет. Я вот сейчас написала «скорее всего». Потому что все еще надеюсь, дура. Это неправильно.

Первое время уволенные давали интервью журналистам, которые еще работали. Эти интервью расходились, их цитировали, читая, качали головой. Потом брать интервью стало некому. И практически некому и негде рассказывать об увольнениях. Хотя, конечно, понятно, что увольнения эти — десятая по важности тема. А вот, например, умирает человек в какой-нибудь больнице, а кругом халатность и беспредел. И ему не помогают, и кровь даже переливать отказываются. Раньше как было? Ты пошел и сделал сюжет. Или написал заметку. Или позвонил ребятам, коллегам: сделайте сюжет, напишите заметку...

Я только что начиталась новостей с родины, и меня немного трясет. Я видела синее, опухшее лицо парня, которого били по лицу ногами только потому, что он гей. Я видела и слышала, как патриарх говорил президенту о том, что вы, дескать, во всех смыслах сверхчеловек, да еще и исправили кривизну истории России, а президент и бровью не повел, не остановил его — да что же вы такое несете, ваше святейшество, — а сидел, довольный, слушал. Я читала о том, как в одной больнице люди лечатся от рака ввосьмером в четырехместной палате, и никто из них не знает, кому сегодня повезет получить переливание крови, потому что крови на всех совершенно точно не хватит, и неясно, отчего они умрут: от рака или от сложившейся в этой больнице ситуации. Я читала, хоть и ни черта не поняла, всю эту чушь с неслучившейся отставкой Якунина и связанной с этим подковерной возней. Я видела малыша с синдромом Дауна, про которого тетя из соцзащиты в сюжете уверенно рапортовала, что он дебил, в том смысле, что не может помнить своих несостоявшихся приемных родителей, а воспитатели детского дома до белизны сжимали руки в замок и старались говорить ровным голосом: он каждый день смотрел альбом с фотографиями этих своих будущих мамы и папы, он их любит. Любил.